Родное

13 Главы собора, раздавшіяся въ небѣ синью, смѣялись — звали золочеными звѣздами и крестами въ сквозныхъ цѣпяхъ, легкихъ, изъ золотого воздуха. Зѣвали лари на растопленной солнцемъ грязи, по-дѣтски казали сказочные цвѣта розановъ, пасхально-пышныхъ, — желтыхъ, лиловыхъ, алыхъ, — пушисто-шумныхъ, когда заиграетъ вѣтромъ. Цѣпочки розочекъ-мелкоты шептали свое — купи! Образочки угодничковъ сіяли цвѣтной фольгою, смѣялись на тепломъ солнцѣ: „а вотъ и мы... все тѣ же, старенькіе, ласковые... здравствуй, родной... вернулся!.." Молодостью сіяли колпачки пасочницъ, изъ липки. Короба-брюхи пестраго токарья съ лѣсовъ, вѣчной забавы дѣтской,—свистульки, кубарики, бирюльки,кричали яркими голосками — помнишь?!.. А вотъ и они, любимые, — семейки колокольцевъ валдайскихъ, колокольцевъ дорожныхъ, зудливо-звонко позванивающихъ по Руси, Ку-пи-де... ку-пиде... Ку-пи-денегъ... ку-пи-денегъ... Ку-пи-денегъ-не-жалѣй... Со-мной-ѣздить-веселѣй!.. И онъ купилъ одинъ, ему совсѣмъ ненужный. Этотъ колоколецъ напомнилъ родное бездорожье, ночлеги, неурочныя стоянки и уносящее духъ — ухххты-ы...ать!.. — когда лошади вдругъ подхватятъ и помчатъ-понесутъ куда-то, — подъ гору-ли, въ оврагъ-ли, въ омутъ-ли, на луга... — кто тамъ знаетъ!.. Во всемъ было близкое и свое, приживившееся такъ къ сердцу, что никакими силами оторвать не можно... а оторвалъ если, — только съ кровью. Бородатыя лица мужиковъ, подъ мохнатыми шапками, были неизмѣнно тѣ же, тесаныя на вѣки-вѣчные. Ясны были бойкіе бабьи глаза, свѣтлые со свѣтлаго неба русскаго, какъ бываетъ свѣтла вода на лѣсныхъ