Родное

169 Богъ бѣ Слово". И я радъ, что вы начинаете въ его домѣ... въ его журналѣ. Какъ-нибудь заходите, я буду давать вамъ его творенія. Не во всякой они библіотекѣ... Ну-съ, молодой писатель, до сви-да-нія. Желаю вамъ... Я пожалъ его руку, и такъ мнѣ хотѣлось поцѣловать его, послушать о немъ, невѣдомомъ, сидѣть и глядѣть на столъ. Онъ самъ проводилъ меня. Я ушелъ, опьяненный новымъ, чувствуя смутно, что за всѣмъ этимъ, моимъ, — случайнымъ? — есть что-то, великое и священное, незнаемое мною, необычайно важное, къ чему я только лишь прикоснулся. Шелъ я, какъ оглушенный. Что-то меня томило. Прошелъ Тверскую, вошелъ въ Александровскій садъ, присѣлъ. Я — писатель? Вѣдь я же выдумалъ весь разсказъ!.. Я обманулъ редактора, и за это мнѣ дали деньги!.. Что я могу разсказывать? Ничего. А искусство — благоговѣніе, молитва... А во мнѣ—ни-чего-то нѣтъ. Деньги, во-семьдесятъ рублей... за это!.. Долго сидѣлъ я такъ, въ раздумьи. И не съ кѣмъ поговорить... У Каменнаго Моста зашелъ въ часовню, о чемъ-то помолился. Такъ, бывало, передъ экзаменомъ. Дома я вынулъ деньги, пересчиталъ. Во-семьдесятъ рублей!.. Взглянулъ на свою фамилію подъ разсказомъ, — какъ-будто и не моя! Было въ ней что-то новое совсѣмъ другое. И я — другой? Я впервые тогда почувствовалъ, что — другой. Писатель? Этого я не чувствовалъ, не вѣрилъ, боялся думать. Только одно я чувствовалъ: ч т о-то я долженъ сдѣлать, многое узнавать, читать, вглядываться и думать... — готовиться. Я — другой, другой. 1929—1930 г.г.