Родное

51 ли ему старикъ чего изъ одежи, если помретъ: все-таки онъ старается, растираетъ ему по вечерамъ ноги мазью, и всегда ужъ такъ водится, что за хорошій уходъ даютъ чего-нибудь изъ одежи послѣ смерти. А одежа бы ему пригодилась, потому что безъ хорошей одежи нельзя получить хорошаго мѣста въ городѣ. — Ну, подыми... — говорилъ Данила Степанычъ. Поддерживаемый подъ руку, шелъ онъ на рѣчку, гдѣ лавы, узнавалъ мѣсто, видѣлъ, что лавы все тѣ же,три бревнышка съ поручнями, и все та же, прежняя, вьется въ кустикахъ по откосу тропка на Шалово, идетъ мелкимъ березнякомъ-вѣничникомъ, играютъ на быри тѣ же голавлики и покачивяются давнія, сизо-зеленыя стрѣлки тростника. Бывало, вытягивали ихъ осторожно, какъ цвѣточки изъ ландышника, съ тонкимъ пискомъ, и скручивали изъ нихъ лодочки. И шумятъ-журчатъ звонкіе ключики, какъ молодые, — всегда молодые. А съ горы, напротивъ, изъ Медвѣжьяго Врага, потягиваетъ утренней травяной прохладой, и растутъ тамъ, не могутъ не расти, бѣлыя шапки болиголова, кусточки-дички красной смородины и цапкія плети лѣсной малины. Протягивалъ палку къ оврагу и говорилъ работнику, нанятому въ Москвѣ и ничего не знающему про эти мѣста: — А это... Медвѣжій Врагъ. Понимаешь? — Такъ точно-съ, Данилъ Степанычъ... Медвѣжій-съ... — А почему — Медвѣжій? Вотъ и не знаешь. — Не могу знать-съ. Надо полагать, медвѣди жили?.. — Вотъ и не знаешь. Тутъ... давно это было... я мальчишкой еще былъ... даже и до меня... понимаешь, медвѣдь... зашелъ разъ и увязъ... понимаешь? Глина тамъ, ключи... Живьемъ его тутъ и взяли... Понимаешь? — Понимаю-съ, съ этого самаго, значитъ... отъ медвѣдя! Говорилъ вдумчиво, точно все это было и для него 4*