Родное

58 его не было здѣсь, и каждое утро играла жалейка, и> безъ него продолжалась дѣтская жизнь его. И было ему грустно, и думалось, что уже выводятся настоящіе пастухи; помретъ Хандра-Мандра, — и здѣсь уже не будутъ играть такъ. Послѣдніе это пастухи. И припоминалось ему еще, какъ лѣтъ тридцать назадъ пріѣзжалъ онъ сюда съ жидомъ-компаньономъ, котораго звали Яша, — черезъ него купилъ онъ на сломъ княжескіе дома на Поварской и выстроилъ на складчину первый доходный домъ и выгодно продалъ. И привезъ онъ тогда этого Яшу,— ло-вкій былъ человѣкъ!къ себѣ на родину, показывалъ на радостяхъ свое мѣсто, — вотъ, молъ, откуда вышелъ! — а Яша хвалилъ все и говорилъ: „Вотъ-то мѣсто хорошее! вотъ-то мѣсто богатое-золотое, вотъ-то гдѣ дачъ можно наставить!" Пили тогда они въ большой компаніи, заставили ловить по омутамъ рыбу и раковъ, — сила раковъ была! Пили-пили, дѣвокъ согнали, уху варили... Было дѣло... А на зорькѣ заигралъ Хандра. Призвали его тогда на свое гулянье, къ ветламъ, за деревню, и напоили. Коньякомъ поили. Вотъ тогда онъ игралъ! Жидъ плакалъ и все хотѣлъ дачу себѣ на горѣ ставить и жить совсѣмъ. А Хандру въ омутѣ купали, приводили къ жизни... Давно было... А тамъ еще и теперь стоятъ ветлы, и можно собрать мужиковъ праздникомъ, ловить рыбу, накупить коньяку и рому, можно позвать Хандру, и будетъ онъ играть... А жидъ тотъ померъ уже... VII. Подсолнухи на грядкѣ вытягивались, выравнивались, ширились. На огородѣ, за погребами-сосѣдями, черныя гряды сплошь затянуло сочными огуречными плетями, и стоялъ тамъ, когда ни взгляни, какъ-будто старый Хандра-Мандра, рваный и кривобокій, распяливъ.