Родное

63 Чернобровенькая была она, какъ галочка, смуглая отъ загара, тонколицая, съ бойкимъ взглядомъ, сухощавая, складная. Тутъ и Захарычъ услыхалъ говоръ, подошелъ, ■перебирая поясокъ на ситцевой бѣлой рубахѣ въ черныхъ горошинкахъ, и сказалъ, взглядомъ пытая бабу: — А Софьюшка вотъ... сресалева-то... Побывать -вотъ пришла... на денечекъ... Тутъ ужъ и Ванюшка пересигнулъ плетень, подобрался сторонкой и поглядывалъ. Сучилъ босыми ногами въ потемнѣвшихъ съ росы розовыхъ штанишкахъ, похожій на мать, — тонколицый, съ черными бровками, въ золотухѣ, сильно высыпавшей на губахъ и у носа. — Ванькя вотъ, Данилъ Степанычъ... правнучекъ -мой... дождался, Данилъ Степанычъ!.. — Грамотѣ ужъ умѣетъ, буковки ужъ разбираетъ... — сказала Софьюшка. — Та-акъ. Вотъ и расти. А тамъ Николя мой при ставитъ его куда тамъ... — сказалъ Данила Степанычъ, оглядывая Ванюшку, закусившаго рукавъ рубахи.—Чего портки-то какъ обросилъ?! — Покорно васъ благодаримъ, Данилъ Степанычъ... — быстро заговорила баба. — Только бы вамъ вѣку Господь послалъ. — Ну, вотъ, ужъ какъ-нибудь... Не чужіе... Плохо живется-то, а? — Безъ мужа, Данилъ Степанычъ... плохо...—сказала баба, потупивъ глаза и косясь на широкія, блестящія отъ росы, калоши Данилы Степаныча. А Захарычъ помаргивалъ и покачивалъ головой, стараясь понять, о чемъ говоритъ братецъ. Смотрѣлъ поочередно на всѣхъ, перебиралъ поясокъ. — Да, да... Ну, вотъ, какъ-нибудь! — сказалъ Данила Степанычъ и стукнулъ палкой. Понравилась ему молодуха, скромная ея повадка, и какъ она опускала шустрые глаза и поджимала ма¬