Бесѣды съ собственнымъ сердцемъ : (размышленія и замѣтки)

•свою тѣнь впередъ, то не произошло ли съ другой стороны того, что Достоевскій самымъ пластическимъ изображеніемъ духа и формы грядущей революціи помогъ большевицкимъ вождямъ конкретизировать свой идеалъ, придать ему законченность, жуткую огненность и своеобразную принципіальность. Быть можетъ, революція совершилась по Достоевскому не только потому, что онъ прозрѣлъ ея подлинную сущность, но отчасти и предопредѣлилъ ея образъ — самою силою психическаго внушенія, исходящаго отъ его реалистическаго художественнаго генія, забывшаго на этотъ разъ завѣтъ Гоголя, по которому всякое созданіе искусства должно вносить въ человѣческую душу успокоеніе и примиреніе, а не смятеніе и раздвоеніе. Во всякомъ случаѣ, весь этотъ вопросъ, не взирая на всю его трагичность —■ требуетъ обстоятельнаго, вдумчиваго и объективнаго изслѣдованія, каковая обязанность лежитъ на грядущихъ поколѣніяхъ. Русской Церкви во время революціи суждено было пройти сквозь двойное искупленіе: сначала соблазномъ внѣшняго могущества и власти, а потомъ уничиженіемъ и страданіемъ. Когда подъ ударами революціи палъ царскій тронъ, распалась власть на мѣстахъ, поколебалась армія, разслабѣли политическія партіи и разсыпались другія общественныя организаціи, тогда среди этихъ развалинъ, въ которыя превратилась прежняя могущественная Россія, осталось нерушимымъ только величественное зданіе Церкви, сохранившей всю силу своего нравственнаго авторитета и представлявшей изъ себя цѣлостный организмъ, возглавленный вновь избраннымъ Святѣйшимъ Патріархомъ Всероссійскимъ. Послѣдній сталъ живымъ символомъ единства Русской земли и вмѣстѣ „человѣкомъ начальнымъ", какъ нѣкогда святѣйшій Гермогенъ въ дни первой Смуты. Къ нему невольно обратились взоры всѣхъ, кто чаялъ спасенія Россіи. На его авторитетъ старались утвердить свои надежды не только представители прежнихъ правыхъ, но и лѣвыхъ теченій рус143