Богомолье

14 — „Креста не могу пропить, такъ и противъ царскаго дару не проступлюсь!" По-мнилъ, чего ему старецъ наказывалъ — не проступись! А вышло-то — преступился, будто. Ему не вѣ рятъ, а онъ на своемъ стоитъ. Грѣхъ такой! Ладно. Долго все тебѣ сказывать, другой разъ много разскажу. И вотъ, простудился онъ на ердани, закупался съ нѣмцемъ съ однимъ, — я потомъ тебѣ разскажу*). Три мѣсяца болѣлъ. На Великую Суботу мнѣ и шепчетъ: — „Помру, Миша... старецъ-то тотъ ужъ позвалъ меня... — „что-жъ, говоритъ, Мартынушка. не побываешь?" — во снѣ ему, стало быть, привидѣлся. — „Дайка ты мнѣ царской золотой... — говоритъ — онъ у меня схороненъ... а гдѣ — не могу сказать, затменіе во мнѣ, а онъ цѣлъ. Поищи ты, ради Христа, хочу поглядѣть, порадоваться-вспомянуть". — И слова ужъ путаетъ, затменіе на немъ. — „Я, говоритъ, отъ себя въ душу схоронилъ тогда... не можетъ того быть, цѣлъ невредимо". Это къ тому онъ, — не пропилъ, стало быть. Сказалъ я папашенькѣ, а онъ пошелъ къ себѣ и выноситъ мнѣ золотой. Велѣлъ Мартыну дать, будто нашли его, не тревожился чтобы ужъ для смерти. Далъ я ему и говорю: — „Вѣрно сказывалъ, сыскался твой золотой". Такъ онъ какъ же возрадовался, — заплакалъ! Поцѣловалъ золотой и въ рукѣ зажалъ. Соборовали его, а онъ и не разжимаетъ руку-то, кулакомъ, вотъ такъ вотъ, съ нимъ и крестился, съ золотымъ-то, рукой его ужъ я самъ водилъ. На третій день Пасхи померъ хорошо, честь-честью. Вспомнили про золотой, стали отымать, а не разожмешь, ни-какъ! Ужъ долотомъ развернули, пальцы-то. А онъ, прямо, скипѣлся... влипъ въ самую долонь, въ середку, какъ въ воскъ, закраишковъ *) Разсказъ „Крещенье", изъ кн. .Лѣто Господне".