БЪлградкий Пушкинский сборникь

386

Ужьъ не одинъ Анакреонъ символизируетъ для него антич-

ную поэзю. Онъ повстр$чался съ Гомеромъ, Овидемъ,

Мосхомъ, Теокритомъ. Въ 1829 г. Пушкинъ обращается съ

поэтической загадкой къ Дельвигу, посылая ему бронзоваго

сфинкса: —

Кто на снБгахт, возростиль Эеокритовы н-жныя розы?

Розу въ этихь стихахь Пушкина сопровождаютъ или

упреждаютъ все чаще эпитеты: романтическая, гордая и

прекрасная запретная, Феокритова нЪжная, Святая (айс), гармоническая, паеосская, алая, Феосская, неувядаемая. Эпи“ теты эти какъ бы выдфляютъ н$5кую, необычную, розу, вливаютъ новую жизнь въ окаменфвшИ образъ условный поэтики, Такъ въ новой русской лирикЪ Ахматова, глубоко чувствующая Пушкиновъ духъ, оживляетъ старый образъ новымъ и уточненнымъ опред$ленемъ. — „розы с5 площадки круглой“. „Романтическая роза“ могла, подобно анакреонтической, воспринаматься какъ простая реальность или какъ метафорасравнен!е. Въ стихахъ Пушкина, написанныхъ на югЪ Роса, когда поэтъ ближе познакомился съ музой Байрона и съ романтизмомъ Запада, мы находимъ конечно обЪ вышеупомянутыя стилистическ!я возможности. Такъ въ „Подражани турецкой пфснЪ“ преобладаетъ условная метафора —

О дБва-роза, я въ оковахъ;

Но не стыжусь твоихъ оковъ;

Такъ соловей въ кустахъ лавровыхъ, Пернатый царь лЪсныхъ пЪвцовъ, Близъ розы гордой и прекрасной Въ неволЪ сладостной живетъ,

И н5»жно пЪсни ей поетъ

Во мракБ ночи сладострастной.

Несложныя метафоры этого стихотворен!я (красавица-роза, поэтъ-соловей) заимствованы у Байрона и, косвенно, у восточной поэзии *, фольклористичны, какъ ивъ отрывкЪ 1826 г.,

1) „Въ тоть часъ, когда въ тЪни вЪтвей Поетъ влюбленный соловей...“ Паризина (переводъ Н. Гербеля).

„Любовникъ розы, соловей Прислалъ тебЪ цвфтокъ свой милый, Онъ станетъ пфсн!ю своей Всю ночь плЪнять твой духъ унылый“. НевЪ ста Абидосская, часть 1, 10.

Сравнить также вступительныя и заключительныя строфы поэмы, переведенной И. Козловымъ и изданной въ 1826 г. Каченовскй перевелъь эту