Вечерній звонъ : повѣсти о любви

154 любовь. Никакъ разговоръ съ этой зарубки соскочить не можетъ. Всѣ мы трое, Платонъ, Пантелеймонъ и я, очень задѣты этимъ сюжетомъ: я — черезъ Леночку, Платонъ — черезъ Глашеньку, Пантелеймонъ — черезъ Капитолину Расторгуеву. Глашенька все это хорошо понимаетъ и занятно ей на нашихъ сердечныхъ ранахъ поигрывать. Ковырнетъ пальчиками струны на гитарѣ, а словомъ до сердечной раны прикоснется, да еще не просто нѣжнымъ пальчикомъ, а острымъ ноготкомъ норовитъ. Ноготки точитъ, какъ кошечка особымъ инструментомъ въ видѣ копья каждый ноготокъ у ней. Однимъ ударомъ двоихъ подкалываетъ: — Нехорошо, когда мужчина долго холостымъ хо дитъ — говоритъ, какъ вы, Платонъ Фаддѣичъ! Почему-бы вамъ не жениться? — На комъ прикажете? — Да на Капитолинѣ Расторгуевой! Платонъ Фаддѣичъ плечомъ пожалъ, а Іероглифовъ весь передернулся и съ нѣкоторымъ огорченнымъ издѣвательствомъ поддержалъ эту идею: — Правильно, говоритъ. Тамъ давно ожидаютъ этого. Счастье, коллега, только разъ въ жизни намъ дается. И выпилъ въ одиночку зубровки прямо изъ горлышка въ горлышко. А Платонъ Фаддѣичъ какъ захохочетъ ! — Во первыхъ, говоритъ, я есмь Платонъ и все платоническое мнѣ свойственно, а во вторыхъ и главное, — мерси боку! Для меня Капитолина ни больше, какъ амеба! Матушка подумала, что Платонъ Фаддѣичъ Капитолину Расторгуеву нехорошимъ словомъ обругалъ, да и Іероглифовъ едва-ли правильное понятіе объ этой амебѣ имѣлъ, потому что сразу въ озлобленность и мрачность впалъ, началъ на мѣстѣ топтаться и своей тростью съ набалдашникомъ поигрывать. Въ родѣ какъ