Вечерній звонъ : повѣсти о любви

165 Только въ другомъ смыслѣ. Въ гордомъ блаженствѣ плаваетъ. Флеромъ-доранжемъ отъ него пахнетъ. Новая тройка англійскаго трика, вмѣсто „спасибо11, „мерси“ говоритъ и поведеніе такое, что будто онъ не меня, а малознакомаго просителя принялъ. Съ холодкомъ такимъ, какъ изъ погреба. Заговорилъ я про Платона Фаддѣича: — Мы съ Иваномъ Потапычемъ, говоритъ, еще посадимъ его на свое мѣсто. — А онъ васъ простилъ, говорю, по христіански, и дѣло прекратилъ... — Струсилъ, подлецъ. Ханжей прикинулся. Насъ этимъ не разжалобишь. Мнѣ яму рылъ, а самъ въ нее попадетъ. Тогда я, признаться не придалъ особеннаго значенія этой угрозѣ, но вскорѣ выяснилось, что Иванъ Потапычъ Расторгуевъ публично въ клубѣ заявилъ: — Господинъ Іероглифовъ въ благородномъ порывѣ душевнаго состоянія набилъ ему морду, а я, родитель, безъ вниманія эту обиду оставлю? Да что я? Бревно, что-ли безчувственное? Моя супруга — животная, чтобы замѣсто младенца амебу родить?.. Тройное оскорбленіе: меня самого, моей законной супруги и нашей любезной дочери. Никакихъ денегъ не пожалѣю, а въ арестанты оскорбителя произведу! И вотъ дѣйствительно: встрѣчаю однажды Самолетскій пароходъ сверху и вижу, — слѣзаетъ съ парохода Іероглифовъ въ сопровожденіи очень представительнаго и франтоватаго господина въ золотомъ пиненѣ, съ портфелемъ въ одной рукѣ и съ зонтикомъ въ футлярѣ — въ другой. Позади матросъ новый чемоданъ желтой кожи, съ мѣдной оковкой, несетъ. Сразу видно, что господинь дѣловой и зря въ нашъ городъ не поѣдетъ. Для мучного дѣла тоже неподходящій: мучники въ пиненѣ у насъ не наряжаются. Со столичнымъ форсомъ мужчина. Сѣли въ пролетку Расторгуева и покатили. Что, думаю, за явленіе? Заглянулъ вечеркомъ въ