Вечерній звонъ : повѣсти о любви

176 что никто мнѣ не вѣритъ. А Платонъ Фаддѣичъ плат. комъ потъ вытираетъ и произноситъ: — Хотя одинъ человѣкъ честно показываетъ! А адвокатъ знаменитый: „позвольте вопросъ задать!" — Свидѣтельница! — говоритъ, — а не допускаете вы, что ползли двое, но одинъ уже успѣлъ выползти изъ вашего поля зрѣнія? И опять вся камера рявкнула отъ хохота, а судья моментально перерывъ объявилъ и проворно въ дверь кабинета! Смотрю на публику и вижу вмѣсто одобренія моему искреннему и честному поведенію, одну насмѣшку и враждебность. — Два сапога — пара! — произноситъ совершенно нейтрально адвокатъ — точно вслухъ обдумываетъ, и карандашикомъ постукиваетъ. А обвиняемый Іероглиглифовъ сидитъ именинникомъ, галстучекъ оправляетъ и знакомымъ улыбку посылаетъ въ публику. Прямо вся душа возмущается: человѣка избили: а вмѣсто удовлетворенія — одинъ позоръ и будто судятъ не господина Іеороглифова, а Платона Фаддѣича! Да, и я начинаю себя въ родѣ какъ обвиняемымъ, а не свидѣтелемъ чувствовать. Вотъ, вѣдь, какъ выписанный защитникъ все дѣло повернулъ! Вотъ и выходитъ, что дорого да мило. Будто еще и никакихъ рѣчей не произнесъ, а уже одними подковырками своими, какъ ему надо, всѣ шашки разставилъ. Раздавилъ, можно сказать, Платона Фаддѣича мимоходомъ, какъ муравья. Дошла очередь ему свое слово сказать, вотъ, думаю, всю свою образованность покажетъ, а онъ съ голосу спалъ и вмѣсто того, чтобы о своей избитой мордѣ, въ чемъ фундаментъ его дѣла, объ амебѣ городитъ. Публика хохочетъ, судья говоритъ, что у насъ не лекція по естественнымъ предметамъ для учащихся и требуетъ говорить по существу. Платонъ Фаддѣичъ обидѣлся и заявилъ: разъ мнѣ затыкаютъ ротъ, я предпочитаю ни¬