Въѣздъ въ Парижъ

138 вѣтъ погасающаго за дождливыми облаками солнца?.. Я чаще посматриваю къ Востоку. Я уже начинаю видѣть... Родина наша теперь въ снѣгахъ, морозы гулко палятъ изъ бревенъ, но стало бы такъ тепло, если бы заблудился я въ русскомъ метельномъ полѣ, въ широкомъ, раздольномъ полѣ!.. Но... вѣрить! вѣрить!! Наши праздники — впереди, вдалекѣ... — но я уже начинаю видѣть. Они придутъ. И хлынетъ тогда, бурно хлынетъ тогда въ души зовущія, въ души унылыя, въ души испепеленныя... — небывалымъ свѣтомъ и звонами такими, что радостныхъ слезъ нехватитъ встрѣчать Рожденье! Нехватитъкриковъ! Мы услышимъ колокола... свои. Они набираютъ силу. Мы найдемъ много мѣди,- пѣвучей и новой мѣди. Она подремываетъ въ глуби. Она загудитъзазвенитъ подъ солнцемъ! Мы увидимъ звѣзды, наши звѣзды, съ неба спустившіяся на наши сосны, на наши ели, — въ снѣгахъ, сѣдыя, уснувшія... — и наши лѣса проснутся. Мы увидимъ, услышимъ Праздникъ. Мы должны увидѣть. Наши снѣга загорятся... сами снѣга загорятся и запоютъ! Льды растопятся и заплещутъ,—и вольный разливъ весенній, Великое Половодье Русское, смоетъ всю грязь въ моря. Весна... Знаете ли Вы весеннія пѣсни наши? Мало ихъ знаютъ по Европѣ. Знаютъ весну лишь сѣверные народы,—чудесное Воскресеніе изъ мертвыхъ! Она проснется, новая Весна наша, Снѣгурка наша, потянется голубымъ паромъ въ небо, озолотится въ солнцѣ... разбудитъ сладостную тоску по счастью. Шумятъ подземные ключи, роютъ, роютъ... Мы обрѣтемъ ее, ускользающую Снѣгурку нашу, мечту нашу! Мы ее вспомнимъ-встрѣтимъ и обовьемъ желаньемъ!.. И снова, снова—откроются передъ нами дали, туманныя, пусть обманныя, наши дали. Дали родили насъ. Наши снѣга, плывущіе по веснѣ, зовутъ за собою въ дали. Сломаны наши связи, святыя могилы взрыты, обшарены... Прошлое наше, исполненное чудесъ, кинуто на базаръ, расхватывается чужими. Не найду, никогда не найду.