Записки Русскаго научнаго института въ Бѣлградѣ

42

рическе, юридические), черезъ изучене д!1алектологи почерпаютъ средства къ пониман!ю текста памятниковъ“. СлЪдуютъ прим$ры: др.-рус. олекъ (въ Русской ПравдЪ) получаетъ объяснене изъ костромскаго говора, гдЪ сохранилось слово олекъ въ значени почина сотовъ. Въ СловБ Данила Заточника есть слово буянъ (,дивья за буяномъ коня паствити“), и это слово „буянъ“ въ говорахъ означаетъ гору, холмъ. Все это совершенно несомн$нно: въ говорахъ сохранились слова, не вошедипе въ литературный языкъ, но „изучающимъ древн!е памятники нашей письменности“ все таки нужна не д!алектоломя, а нужны словари древне-русскаго языка; составителямъ словарей древне-русскаго языка, дЪйствительно, могутъ быть полезны словари д1алектовъ русскаго языка.

Четвертое право на внимане д1алектолог!я пр!обрЪтаетъ, хотя и въ очень скромныхъ разм$рахъ, въ томъ, что она „иметь н5которое значене, какъ вспомогательная наука, при изучен!и истори. История безпрестанно сталкивается съ такими вопросами, на которые н$5тъ отвЪтовъ въ лЪтописяхъ и документахъ, но которые могутъ быть разрЪшены современными говорами. Наприм$ръ, существуетъ вопросъ о населении верхняго Поволжья, нынЪшей Ярославской и Костромской губерний: какого оно происхождения, откуда пришло и кь какому большому городу первоначально тянуло. Обыкновенно отв$чаютъ на этотъ вопросъ такъ, что-де Поволжье было заселено выходцами изъ Новгородской области и первоначально должно было тянуть въ Новгороду. Но большая часть говоровъ названныхъ губерый довольно ясно отличается отъ говоровъ древней новгородской земли и новгородскихъ колон (въ нихъ н$фтъ м$фны Ц и ч); напротивъ того, они близки къ говорамъ средней Руси (Московской, Тульской и сос$днихъ съ ними губерний). СлЪдовательно, вопросъ о происхождении поволжскаго населення долженъ быть разрЬшенъ иначе: Поволжье заселилось съ юга, и его жители никогда не тянули къ Новгороду, а составляли одну область (какъ могутъ жители составлять область?) съ Москвою, Муромомъ и Рязанью“. Я привелъ это мЪсто цфликомъ потому, что оно особенно ясно показываетъ трезвость и сдержанность научной мысли А. И. Соболевскаго. Онъ настолько чуждъ увлечешй д1алектологей, какъ историческимъ матер!аломъ,— увлечешй, „которыя вошли въ моду въ нашей молодой еще наук$ о языкЪ“ (пользуясь выраженемъ Соболевскаго въ предислов!и къ его „Лекшямъ по истории русскаго языка“), что даже умаляетъ значене говоровъ для истори, приписываетъ имъ лишь „нЪкоторое значене“ и потомъ энергично прибавляетъ: „Мы не хотимъ приписывать знакомству съ д1алектолопею какоголибо значеня для нашего литературнаго языка и не думаемъ,