Заря русской женшины : этюды

213 ществу, осталось въ книгѣ, учительнымъ достояніемъ начетчиковъ къ наставленію благочестивцевъ. Грѣхъ былъ слишкомъ великъ, не въ подъемъ совѣсти и воображенію народа, въ которомъ „мать"—самое священное слово сознанія и языка, и верхомъ оскорбленія считается „матерщина", т.е. вражеская похвальба нецѣломудріемъ матери противника или пожеланіемъ, чтобы мать его развратничала. Глубокое уваженіе къ родной матери распространяется также и на крестную мать, на мачеху и на молочную мать, кормилицу. Молочное родство шло слѣдомъ за кровнымъ. Въ замѣчательной южно-русской легендѣ о половецкомъ ханѣ-колдунѣ, Шелудивомъ Бонякѣ, который умерщвлялъ всѣхъ, кто узнавалъ въ немъ скрытаго чорта, удачливый казакъ успѣваетъ избѣжать смерти, накормивъ Боняка лепешками, замѣшанными на молокѣ своей матери: у злодѣя не поднялась рука на молочнаго брата. А степные преемники половцевъ, киргизы, рѣшительно воспрещаютъ женитьбу па кормилицѣ (энеке) и молочной сестрѣ (эмекдае). Это такой же запретный бракъ, какъ женитьба на сводной сестрѣ или падчерицѣ: „совершившій это сдѣлался бы кяфиромъ" (невѣрнымъ). (Гродековъ). „Русская Правда11 отмѣчаетъ молочное родство даже съ людьми рабскаго состояніи, взыскивая за убійство рабы-кормилицы или сына кормилицы вознагражденіе въ 2'/- раза большее, чѣмъ за обычнаго холопа или даже свободнаго смерда. Кормилица съ потомствомъ приравнивалась въ этомъ случаѣ къ княжому управляющему: „А въ сельскомъ старостѣ княжи и въ ратайнѣмъ 12 гривенъ. А въ рядовници княжѣ 5 гривенъ, а въ смердьи въ холопѣ 5 гривенъ. Аще роба кормилица, любо кормиличицъ — 12". Ни въ тюркскомъ, ни въ славянскомъ фольклорѣ не вспоминается мнѣ примѣра, чтобы мать изображалась съ тою фривольностью, которая такъ часто допускается по отношенію къ отцу, дядѣ, теткѣ, сестрѣ,