Изабранные разсказы

45 лась черная влага, стекала въ душу и скоплялась ѣдкими; каплями. Мысли о смерти приходили чаще; что-то недвижное и сѣдое загораживало дорогу, тускнѣло все прежнее; прожитая жизнь казалась ненужной. Временами пріятно было глядѣть на камни, стѣны — какъ они тихо лежатъ, и какъ долго! какъ покойно! А иногда вдругъ, передъ вечеромъ,, когда бѣдныя, сѣверно-розовѣющія тучки нежданно разлетались надъ закатомъ, что-то манило. Становилось возможнымъ невозвратное; на минуту сердце замлѣвало,. 637ДТО ожидая чего. Но закатъ гасъ и опять только закопченная кухня, темень, Мунька. Сверху музыка Клавдина, томная и родная тучкамъ умирающимъ, да невидимый братецъ. Мунька умеръ въ очень глухую ночь. Уже много дней былъ онъ плохъ, лежалъ и стоналъ, закатывая глаза. Всѣмъ было ясно, что нельзя ему жить больше: отмѣрилъ зосемьдесять лѣтъ и уходи. Няня давно приготовила ему смертныя одежды, но по ночамъ о немъ плакала. Онъ же лежалъ, какъ серебряная копна, что-то бормоталъ, и слабѣлъ, слабѣлъ. Въ три часа съ четвертью Аграфена вдругъ, въ безпроглядной тьмѣ соскочила съ постели; жарко было, колотилось сердце... — Баб}гшка! — крию^ла она нянѣ. Не отвѣтили. Въ сосѣдней каморѣ хрипѣло и возилось что-то, свѣтъ вдругъ рѣзко ударилъ сквозь щель, легъ тоненькой жилкой, и оттуда быстрыя слова: — Кончается. Барыню буди. Она кинулась наверхъ. — Барыня, голубушка, Мунька кончается! Тетушка Люце спала въ широкой постели, съ слабымъ отсвѣтомъ лампадокъ; старинно и печально было въ этой комнатѣ. Стояло древнее трюмо, рѣзное и въ ночномъ поблескиваньи призрачное; пахло сладковатымъ. — Царство небесное, Господи, упокой душу! Сразу зашумѣли въ домѣ, и, пробѣгая мимо комнаты