Изабранные разсказы

снуло былое, Петръ... но сейчасъ же ушло, и она матерински ласкала ее. Ужинали, захлебываясь въ разсказахъ; тутъ узнала она, какъ было трудно матери, какъ билась, недоимки выплачивала, — но теперь Аграфена рѣшила, на свои мужицкія, могучія плечи она возьметъ хозяйство и выведетъ на путь. Послѣ ужина долго не могла спать. Въ небѣ слабо сіяли , звѣздочки весеннія, она вышла и прошла къ ригамъ. Здѣсь тогда отуманивалъ конопельный духъ, до этихъ ригъ провожалъ онъ ее тайной тропой. Теперь онѣ угласто вырѣзались на закатѣ гасшемъ, что алѣлъ съ прежней нѣжностью, обольщеніемъ. Струйка дальнихъ журавлей тянула къ западу; ихъ клекотъ, утопавшій въ красной мглѣ, былъ похожъ на зовъ: изъ дней далекихъ, прекрасныхъ. Аграфенѣ жилось дома хорошо. Въ давно незнаемой работѣ, подъ вольнымъ небомъ, она трудилась честно: ея тѣло, уставая за день, казалось ей легкимъ. Какъ бы сохнутъ начинало оно. Загорало подъ солнцемъ, принимала прекрасную силу крестьянъ. Она легко вскакивала въ колымажку, держала ручки сохи, и босикомъ, полурысцой поспѣвала за боронами. Крылатые дни неслись вереницей, благоухающей и здоровой. Колосилась рожь, догоралъ красный май; іюнь жегъ сочнымъ пламенемъ, вспаивалъ луга поемные, куда выѣзжали всей деревней повозками на нѣсколько дней; тамъ жили, какъ цыгане, косили и везли все сразу. Потомъ сухой іюль; мѣсяцъ бѣлаго-жара, страдыбабьей муки. Въ длинной бѣлѣющей рубахѣ, обливаясь, потомъ, жала Аграфена свою полосу, а Анютка подсобляла, таскала жбаны кваса изъ деревни и потомъ вязала. А дальше, въ лѣтне-з о л отѣющіе вечера іюльскіе, онѣ навивали снопами огромные возы и везли ихъ въ риги. Анютка сидѣла наверху, напѣвала; кусала колосики, внизу шагала Аграфена, ласково и съ думой глядѣла на нее: вотъ виденъ милый ея очеркъ, тонкой двѣнадцатилѣтней дѣвочки. И пройдетъ четыре года, пять, какъ мать погрузится