Пчела

рымъ постоянный полумракъ придаетъ фантастичесшя формы обломаннымъ бурею и обожженымъ молщею стволамъ. Самые обыкновенные звуки принимаю™ въ этихъ дебряхъ изумительные размеры; если бы случайно раздался въ нихъ челов'Ьческй голосъ, опъ бы скорее походилъ на отдаленные перекаты трубнаго звука, въ немъ бы нельзя было узнать ничего челов’Ьческаго. Даже дождь въ немъ падаетъ особенно; крупными каплями онъ скатывается съ густыхъ вершинъ и производить звуки, noxoade на журчат е каскадовъ- Порою, переберется чрезъ эту дебрь странствующш медведь, переходя изъ одного места на другое, встревоженный назойливыми людьми, или промчится стадо лосей, пршскивая лучная пастбища. НРтъ въ немъ ни дорогъ, ни тропинокъ, изредка кой-где иногда просачивается едва заметный ручей и невидно даже земли подъ густымъ сплошнымъ мохомъ. Зимой видъ этихъ дебрей еще печальнее. Все покрыто сн4гомъ, какъ саваномъ. Густой иней одеваете стволы деревьевъ до самаго верха и унизываете пушистой бахрамой всР веточки. Мелшя снежинки блестяхъ и искрятся, кружась между стволами деревъ. Нигде не видно следа животнаго и не слышно никакого звука, кроме обыкновеннаго ровнаго и безконечнаго шума. Все сковано и мертво. Ближе къ большими рркамь эта дичь начинаетъ изменяться, величие дебри уступаете место жизни. Местами появляются поляны, покрытия густою зеленью, на нихъ зайцы зорко осматриваются, чтобы не попасть въ когти куницы или лисицы. Глухарь токочетъ, ни на что не обращая внимашя въ порыве страсти, то мелшя пташки порхаютъ, весело чирикая, и однообразная стукотня дятла далеко раздается по лесу. За то здесь уже мельчаетъ и разнообразится порода леса. Кленъ, ясень, дубъ и осина мешаются съ елью и сосною и местами проглядываете рябина, сверкая своими красными гроздьями на солнце. Сюда и волкъ заглянете за поживой и медведь забредете поохотиться, а иногда зайдетъ и человекъ. Тропинки скрещиваются постоянно, протоптанный зверями или проложенный человекомъ. Ночная ф!алка, ландышъ, незабудка и тощш голубой колокольчики пестрятъ зеленый коверъ мягкаго и тонкого луга. Еще ближе молоднякъ (березняки) такъ густо занялся на горе, что зайцу не пробраться въ его чаще, а за нимъужь выглядываютъ кусты вереска, калины, ракиты, деревья становятся реже и реже, кривыя —уродливыя сосны и ели жмутся къ огромнымъ осинамъ, а плакучая береза протягиваете свои долгч'я ветви, какъ нити, чуть не до земли. За ними сплошной стеной раскидывается лоза, до самой реки. Местами только изъ этой живой ограды поднимается массивный тополь, склонившись своею густою вершиною надъ водою. Piside крики гусей, свисте отъ крыльевъ утокъ, жалобные стоны кулика, трескотня иволги и кукованье кукушки наполняю™ воздухъ. Надъ рекой и кустами темнымъ облакомъ застилаютъ пространство комары и мелюя мошки, ближе къ лесу снуютъ слепни, белая бабочка вьется между кустовъ, преследуя подругу; по стеблями ромашки, полевой астры и душистаго донника ползаютъ жучки. всевозможныхъ видовъ. Надъ рекою парить рыболовъ и вдругъ, сложивъ крылья, камнемъ падаетъ въ воду и, схвативъ добычу, несется къ своему гнезду, широко помахивая своими длинными крыльями. Чайка плавно проносится надъ рекой, осматривая ея поверхность. Поднимется съ земли кобчики и, пронзительно вскрикнувъ, снова скроется въ кустахъ и, пронесясь быстро надъ самою землею, опять подымется къ верху. Вечерней зарей раздаются пе-

сни соловья, притаившагося въ гуще тополя, ему откликнется другой и трети и пойдетъ щелканье по всему берегу. Выпь (пугачь) запустите. свой здоровый носи въ воду и для потГхи крикнете, какъ леппй, самъ испугается своего голоса и притаится за кочкой. Настанете ночь и все смолкнетъ, только идетъ легки шумъ, отъ жужжанья комаровъ, да иногда всплеснете рыба въ реке. Въ тиши крадется за добычей свирепая норка и мелькаете въ траве горностай, блестя своей белой спиной. На заре малиновка своей нежной песенкой даетъ знать, что населеше леса проснулось и за нею начнется обычный шумъ дневной жизни. Зимой морозь закуетъ реку, а снегъ засыплетъ все и оденетъ белыми покровомъ. Скроется все, или улетитъ въ теплый край, или запрячется въ норы и заснетъ крепкими сномъ до теплыхъ лучей весенняго солнца. Только голодные волки рыскаютъ за добычей. Близость человека въ этой дебри заметна по следами опустошены, который онъ предприняли для удовлетворены своихъ потребностей. У свежаго пня валяются вершины и сучья, а отъ него широкой полосой прорублена чаща для дороги. Снизу опаленная сосна стоите еще съ зеленой верхушкой, а кругомъ ея свежее пожарище, головни и зола покрываютъ почернелую и обгоревшую землю. На полянахъ, обнесенныхъ обгорелыми пнями, растетъ рожь или ленъ, а иногда и жито. Две глубокихъ колеи ведутъ по направлешю къ селенью. Еще ближе мягкш грунтъ изрыть канавками, перекрещивающимися въ безчисленныхъ направлешяхъ, кусты ошмыганы, трава измята и порвана, все растрепано; это —пастьба, где скотъ пасется, терзаемый летомъ слепнями и всякою мошкою. Вотъ изъ-за верхушекъ деревъ показался дымъ, и почти самыми задомъ уперлась крестьянская изба въ лесъ, а передъ нею разостлалась широкая равнина, покрытая хлебомъ, разрезанная рекою, а дальше опять лесъ подъ самое небо, какъ будто онъ только раздвинулся въ этомъ месте дать просторъ похозяйничать человеку. Жалко смотритъ деревнюшка, простившаяся у леса. Десятокъ курныхъ неболыпихъ и кривыхъ избъ, скучившись, жмутся другъ къ другу. Грязная улица, изрытая животными, завалена разными ломьемъ. Колодезь съ полуразрушенными срубомъ и скрипучими журавлемъ, къ которому привешанный шесть махается и стонетъ, раскачиваемый ветромъ. Самое населеше смотритъ запуганными. Едва покажется чужой человекъ, все’ съ улицы попрячется и выглядываете изъ щелей, притаившись за воротами и за косяками оконъ. Только собаки съ задорными лаемъ встретить за околицей и съ хрипотой отъ злости бросаются въ ноги. Никто, впрочемъ, не заглядываете туда, разве беглый забредете случайно или иногда проберется предпршмчивый офеня съ коробкой. По дороге, изрытой глубокими колеями, постоянно встречаются расколотые пни, болыше камни и лужи. Мосты чрезъ ручьи и речки скорее похожи на заподни, нарочно устроенный, чтобы ловить проезжающихъ. На трехъ неровныхъ балкахъ въ коре и съ сучьями накиданы кой-какъ, ни чемъ не прикрепленный, тонрйя, круглыя и неровныя перекладины, который какъ взойдешь на нихъ гнутся и вертятся подъ ногами. Верстъ десять тянется пустыней эта дорога, въ другомъ месте на версту и больше выстланная гнилыми жердями по болоту, которыя -съ трескомъ опускаются въ воду подъ ногами путника, а по сторонамъ стоить высокой стеной частый лесъ. Въ другомъ месте подойдете прогалина, на огромное пространство зеленой скатертью стелется она, покрытая

сплошнымъ мохомъ. нетъ на ней ни кустика, ни деревца, ни кочки. Беда, если свернуть съ кладокъ въ этомъ месте: скрытая подъ мохомъ пучина поглотите неосторожнаго. Это заглохшее озерко, слабая поверхность котораго зыблется, когда переходить черезъ него человекъ по кладками. Только днемъ, и то на жалкой местной телеге, можно пробраться, впрочемъ, не совсемъ безопасно, по этой дороге, тащась шагъ за шагомъ съ постоянными остановками. Если застала ночь, необходимо ночевать на месте, а не то или свалишься съ моста съ лошадью въ воду, или свернешь въ пучину и утонешь. Для верховой езды она еще неудобнее, лошадь подъ тяжестью седока не въ состояши вытягивать ногъ изъ грязи. По ней только и ходу пешкомъ, да еще въ лаптяхъ, сапоги размокнуть и не выстоять. Кроме лГса и болота ничего не встретишь, деревни не увидишь, пока не упрешься въ самую околицу. Чрезъ десятиверстное пространство встретится деревня, до того похожая на прежнюю, что на первый разъ покажется, что снова вернулся въ ту же деревню, изъ которой тащился цйлый день, даже собаки совершенно схожи. Сотни такихъ деревень раскиданы по лесному северному пространству, друпя совершенно разобщены болотами съ большими дорогами и городами, изъ нихъ только по зимами выезжаютъ и то мужчины, а женское населеше живетъ безвыходно и задичаете такъ, что смотреть на него жалко. Кругомъ все смотритъ дико и неприветливо, даже реки имеютъ свою особенную физюномпо. Опй не вьются широкою лентою, а местами выглянетъ чистое пространство быстрой проточной воды и скроется въ кустахъ, или до того съузится, что черезъ нее перешагнуть можно, или небольшими окнами просачивается сквозь мохъ и трясину. Весело встретить въ этихъ местахъ высоки боръ съ сосновыми темнымъ лесомъ, съ песчанымъ грунтомъ, по крайней мере подъ ногами чуствуется крепкая, твердая почва, а не мохъ и трясина. Бойко и бодро идетъ пешеходъ по этому месту и лошаденка затрусить мелкой рысью, вздымая пыль ногами. За то въ боровыхъ местахъ надо идти осмотрительно, а не то какъ разъ наступишь на зм'Ью. Свившись кольцемъ, змея спокойно лежите на дороге, греясь на солнышке, пока не встревожите прохожш, на котораго она подымете свою отвратительную голову, потрясая жаломъ и шипя отъ злости, поползетъ потихоньку въ сторону. Неприветливо смотритъ эта дикая глушь, и не™ охотниковъ поселятся въ ней. Удивляется зачемъ забрались сюда люди. Конечно загнала ихъ неволя. Большая часть деревень возникла въ этихъ дебряхъ въ то время, когда шведы и литовцы раззоряли северный окраины Руси. Народъ бежали отъ враговъ въ лРса и селился въ неприступныхъ местахъ за болотами, ища себе защиты въ одной дикой природе. Въ ближайшее время беглые солдаты, крепостные крестьяне и дровосеки заселяли эти мРста и въ глуши незаметно возникали деревни, —это поколете людей, загнанныхъ въ эту дебрь нуждою. (Продолжение будетъ).

На высотахъ спиритизма,

ВЬСТИ ИЗЪ РАЗНЫХЪ СТОРОНЪ МIРОВАГО ПРОСТРАНСТВА. Записки медиума Давида Долгоглазова. (Я. П. Полонскаго). Предисл OBie. Записки эти найдены были мной между ворохами книгъ одной завещанной мне библиотеки. Книги эти свалилъ я въ болыше короба

6

ПЧЕЛА.