Пчела

венещянсюй флотъ, построенный на м±ст± и укрепившийся близь Торболы, одержалъ победу надъ Миланцами. Это была не последняя кровь, пролившаяся здесь и не послёднш флотъ, сражавппйся здесь. Не только Наполеоновсгая войны, не только 1849 годъ, пришлось пережить Ит.'ши, —въ начал! шестидесятыхъ годовъ Гардское озеро увидело смелые отряды волонтеровъ съ итальянскимъ флагомъ. Ихъ артиллерш, господствовшая здесь, нередко прерывала сообщеше между Ривою и Нескьерою; нередко раздавалось прив!тстте тихо скользящей по волнамъ лодке: „Evviva l’ltalia!“ „Evviva Garibaldi"! (Продолжеме 61/детъ).

Хроника иностранной литературы

Французская беллетристика обогатилась за последнее время нисколькими произведешями, на которыхъ стоигь остановить внимаше читателей. Во главе этихъ новыхъ прюбрФтенш (французской литературы стоить новый романъ Эмиля Зола, L’assomoir, надФлавпнй много шуму при своемъ появлети, возбудившш оживленную полемику и имФвшш успФхъ. Романъ этотъ составляетъ седьмой томъ обширной эпопеи:— „Ругоны-Маккаръ, естественная и сощаль-

ная исторlяодного семейства при второй империи" Въ предшествовавшихъ томахъ Зола знакомилъ читателя съ разнообразными общественными слоями Франщи во времена Наполеона 111, съ аристократаей чиновной и денежной, съ буржуаз!ей болФе или менФе крупной, съ духовенствомъ; онъ анализировалъ съ болыпимъ мастерствомъ присупце этимъ общественнымъ слоямъ недостатки и безжалостно обнаруживалъ ту степень развращенности, до какой довела французское общество господствовавшая недавно во Франщи правительственная система. Въ новомъ своемъ романФ Зола остановился на классе рабочихъ, который до посл'Ьдняго времени оставался не разработаннымъ въ литературе, и отнесся къ этому классу съ той-же неподкупной правдивостью, какая составляетъ отличительную черту его романовъ. Онъ изучилъ и эту среду весьма со всФми оттФнками ея быта, съ ея особен нымъ жаргономъ и плодомъ такого изучешя явился „L’assomoir“, который свидфтельствуетъ о весьма близкомъ и подробномъ знаши авторомъ всФхъ мелочей описываемой среды. Романъ этотъ не отличается особенными интересомъ содержашя въ смысл!, внешней занимательности, болФе или менФе запутанной интриги; это простая истор!я постепенна™ падешя одной парижской прачки Жервезы, съ молоду бывшей хорошей и честной работницей и

окончившей свою жизнь въ страшной бедности на какомъ-то чердакФ. Около этой главной фигуры сгруппировано нисколько лицъ изъ той-же среды. Читатель присутствуетъ при разнообразныхъ перепийяхъ этой простой и вмфстф ужасной жизненной драмы. Авторъ вводить его въ удушливую атмосферу парижскихъ рабочихъ, не освещенную образовашемъ; онъ показываетъ намъ, какъ вся жизнь этихъ людей уходить на удовлетворите чувственныхъ, животныхъ потребностей, они только и думаютъ о томъ, чтобы напиться до безчувств!я въ погребкф, который въ виду губительныхъ, съ ногъ сшибающихъ свойствъ продаваемыхъ тамъ напитковъ носить пазваше бойни (assomoir). Винный погребокъ—вотъ цептръ рабочаго класса, притягивающей къ себе мало-по-малу даже лучшихъ его представителей, и въ этомъ значеши погребка весь грустный, скажемъ бол'Ье —ужасаюпцй смыслъ новаго романа. Весьма естественно, что такая безпощадная картина рабочаго быта оказалась вовсе не по нутру тЬмъ французами публицистамъ, которые только и бредятъ, что рабочими, и въ нихъ видитъ соединеше всФхъ добродетелей; весьма естественно также, что эти публицисты набросились на автора со всякаго родаобвинешями. Но всякий безпристрастный человФкъ согласится, что романистъ по самой задаче сво-

ей призванъ къ правдивому изображение действительности, какъ-бы не привлекательна она ни была, и что тотъ романистъ, который-бы изъ за соображешй публицистически™ свойства поступился правдивостью описашй, совершилъ-бы проступокъ противъ лежащихъ на немъ обязанностей. Авторъ .своимъ новымъ романомъ вызвалъ упреки изъ другаго лагеря, его обвиняютъ въ циничности, въ стремлеши угодить низкимъ вкусамъ массы; эти упреки точно также кажутся намъ неосновательными. Правда, авторъ вводить въ своемъ новомъ романе так!я слова и выражешя, который обыкновенно въ печати не употребляются, онъ быть можетъ ихъ тамъ, гдё онФ излишни и не вызываются требовашями типичности и правдивости, но объясняется это кажется вполнФ тЬмъ, что авторъ такъ сказать побоялся хотя-бы на шагъ отступить отъ столь горячо защищаемой имъ теорш реализма въ романе. Создавая бытовую картину жизни рабочаго класса, Зола хотФлъ воспроизвести ее съ фотографической верностью, онъ вставилъ въ нее и тф черты, которыя могли-бы съ успФхомъ быть выпущены въ видахъ литературныхъ приличш, но во всякомъ случае отсюда до тФхъ грязныхъ побужденш, о которыхъ мы выше говорили, весьма далеко. Вообще во французской прессе борьба новой „реалистической" школы беллетристовъ съ привержен-

цами старой школы находятся въ „остромъ" своемъ фазисе; этимъ, какъ намъ кажется, должно объяснить и то упрямство, съ какимъ тотъже Эмиль Зола въ своихъ „парижскихъ письмахъ", ежемесячно появляющихся въ ВФстникФ Европы, проводить до абсурда свои идеи, представляющаяся вполне законными и заслуживающая полной симпатш, если смотрФть на дФло менФе односторонне.—Другой реалистъ, представитель одного съ Зола литературнаго направлешя, Эдмонъ Гонкуръ, издалъ новый свой романъ „La fille Elisa", это первое произведете, написанное имъ послФ смерти его брата и сотрудника Жюля. „La fille Elisa" подвергалась тФмъже обвинешямъ въ безнравственности какъ и романъ Зола, и къ произведен™ Гонкура вполнГ> относится то, что мы только что сказали о L’assomoir Действительно сюжетъ, выбранный Гонкуромъ, весьма щекотливаго свойства, и другой писатель съ некоторой хотя-бы наклонностью къ скабрезному, могъ-бы едфлать изъ этого сюжета романъ весьма циничный, но такъ какъ она написана Гонкуромъ, исторгя Элизы производить впечатлФше весьма продуманнаго этюда женскаго характера на нисшихъ ступеняхъ современнаго общества. А вмФстФ съ тФмъ этотъ романъ въ последней своей части есть весьма блестящш памфлетъ противъ проекти-

руемыхъ во Франщи тюремъ, основанныхъ на системе молчашя. Намъ кажется, что Гонкуръ имФлъ полное право сказать про свою новую книгу, что она целомудренна и что при всей щекотливости сюжета она можетъ вызвать въ читателФ только грустныя впечатлФшя. Открывается романъ весьма живо написанной сценой суда надъ падшей женщиной Элизой, убившей своего возлюбленнаго, простаго линейнаго солдата. Сцена эта составляетъ прологъ, затФмъ въ первой части идетъ бюграф!я Элизы, разсказывается шагъ за шагомъ ея невеселая жизнь вплоть до того дня, когда она совершила преступлеше, за которое чуть-чуть не поплатилась головой. Какъ на достоинство этой первой части мы можемъ указать на полную объективность автора, авторъ не выдвигается впередъ съ своими собственными симпатчями, онъ отнюдь не старается разжалобить васъ, не выставляетъ своей героини, если только такъ молено выразиться объ ЭлизФ, необыкновеннымъ существомъ. Писатель съ мелодраматическими поползновешями едфлалъ-бы изъ Элизы несчастную жертву мужскаго коварства, покинутую человФкомъ, обольстившемъ ее, онъ-бы яркими красками очертилъ-бы вамъ какое-нибудь фатальное стечете обстоятельствъ, повлекшее за собой „падеше" несчастной дФвушки, и вышлабы трогательная, эффектная истор!я, въ ко-

Замокъ Арко въ Саркской долинЪ. (Къ «Путешествие по Италик»)

ПЧЕЛА

355