Родное

42 точеные, домики на шестахъ, стали скрипѣть и трещать по утрамъ. Зашуршали въ пролетцахъ теплаго вѣтра вертушки на зеленой крышѣ, и молодо сталъ глядѣть въ долгіе годы весь голубой, свѣтлый, просторный домъ,, сталъ горѣть на восходъ толстыми зеркалами оконъ въ тюлевыхъ занавѣскахъ. И пригналъ Николай Данилычъ изъ Москвы молочную, черную съ бѣлымъ, холмогорку, тихаго вороного коня, тяжелаго, мохноногаго, шелковой шерсти въ маслѣ; мягкую рессорную пролетку, чтобы ѣздить папашѣ въ монастырь къ обѣднѣ; широкую, кованую телѣгу, чтобы возить припасы со станціи, и къ ней добрую брюхатенькую лошадку. Подарилъ на новоселье, для полнаго хозяйства, какъ молодымъ, бѣлыхъ гусей и утокъ, гнѣздо породистыхъ куръ, черныхъ, съ бѣлыми ушками, и — растрогало старика очень — садокъ голубей-чистяковъ, что ходятъ на кругахъ и даютъ уютъ дому. И сталъ тогда новый домъ совсѣмъ какъ полная чаша. Гулко ревѣла въ новомъ сараѣ холмогорка, трубила громче всѣхъ ключевскихъ коровъ, густо оралъ по зорямъ невиданный пѣтухъ-лошадь; дробно кружились бѣлые голуби. И сразу обжитымъ сталъ смотрѣть новый дворъ Данилы Степаныча Лаврухина. III. На Николинъ день справили новоселье: привезли пирогъ и куличъ — хлѣбъ-соль, освятили съ иконами изъ Горбачова, опили. Бабы принесли городской крендель, получили за поздравленіе и до ночи гуляли по деревнѣ и пѣли пѣсни. И сталъ Данила Степанычъ доживать новую, третью, жизнь, въ уходѣ у обрадованной сестры Арины, высокой и костлявой, съ замшеннымъ отъ старости подбородкомъ.