Родное

56 — А то какъ! Я вонъ весь вѣкъ за коровами, ты за рублемъ ходилъ... Притомъ и стались: у тебя рубли, у меня коровы... Ей-Богу! — хитро подмигивалъ бѣлкомъ Хандра. — Можетъ, ты и умнѣй всѣхъ... домъ-то какой! а я, будто, съ придурью... Ну, давай рядиться. Кажну зорю стану тебѣ играть веселую. Порядился на бутылкѣ и рублѣ — за особый приглядъ. Ходилъ взглянуть на корову. Обошелъ съ боковъ, помялъ вымя, подавилъ кривымъ большимъ пальцемъ на крестецъ, отвернулъ хвостъ, посмотрѣлъ на „зеркало", сказалъ: — Огулёна по третьему мѣсяцу. Потянулъ за рогъ, перебиралъ пальцами, смотря въ уголъ; прочелъ, какъ по книгѣ: — Ничего жуколочка... по четвертому телку. Вымистая. ничего... Красныхъ восемь далъ? — Ну, ладно, ладно... тамъ сколько ни далъ... осердился на что-то Данила Степанычъ: нѣмѣли ноги, или обидѣлся, что такъ оцѣнилъ. Ушелъ въ домъ, а Хандра-.Мандра остался подъ окнами, дожидался. Вынесла ему Арина стаканчикъ водки и яичко. -— Попригляди ужъ за коровенкой-то... московская, вѣдь... — Да ужъ... гхе!.. Покрестился и потянулъ изъ стаканчика, неспѣша запрокидывая голову. Сказалъ сипло: — Шибко доиться будетъ, тетка Арина... безъ зацѣпу проскочило. И гдѣ вы такое винцо берете!.. Обсосалъ усъ и заковылялъ, закручивая на ходу черезъ спину свой долгій кнутъ. А на зорькѣ разбудила Данилу Степаныча жалейка подъ окнами. Сперва и не разобралъ, что такое. Съ минуту лежалъ, затаившись, слыша, какъ застучало сердце, и когда понялъ, что это Хандра-Мандра играетъ, зало¬