Топола

381

можность точнее обследовать личность Сервета. До какой степени авторъ увдеченъ своими героемъ, можно видЄть изъ следующими положеній: „Серветъ, говорить онъ, чєловЄкь новаго міра. Онъ не долженъ оставаться сфинксомъ, котораго люди его столЄтія погребли подъ золою костра. То Фаустъ, то титанъ; то апостолъ, то жертвенный агнецъ; существо полное таинственности, полное жажды къ смерти, онъ шествуетъ чрезъ свой бЄки съ поднятою къ небу головою, съ обращепнымъ въ иной мірїеь взглядом’!.: распространяя блескъ, подобно комете, появившейся въ годъ изданія его перваго сочиненія, онъ оставляетъ за собою новый свlтъ, новое сокровище, новую истину на всехъ путях'!., которыхъ касалась его нога. СлЄдуя внушешямъ своей природы и своей судьбы, онъ действовали безъ предзанятой мысли, никогда не были свойственны ему ни гордость, ни тщеславіе, ни упрямое властолюбіе: въ богословскихъ произведеніяхъ обнародываетъ онъ свои великія медидинскія открытая; въ медицинскихъ разрЄшаетт. богословскія проблемы; въ библейской науке все основываетъ на грамматике и исторіи; въ издан! и текста языческихъ географовъ изъясняетъ плодородіе святой земли и изследуетъ ієрархію испанской церкви; сравнивая древнія и новыя названія городовъ, пролагаетъ путь для сравнительной грамматики; въ грамматическихъ трактатами обучаете испанцев.'!, очищенному Евангелію. Истина не распадается для Михаила Сервета на маленькая частицы, который заботливо располагаютъ по разными рубрикамъ и разрядами и отдёляютъ другъ отъ друга непроходимыми стенами факультетовъ: для него не существуетъ также истины здЄсь евангелической, тамъ католической, истины лютеранской или реформатской. Онъ знаетъ и называете только одну и единственную истину, коренящуюся въ „небесной книге“ библіи, для него она неизменно одна и таже и въ религіи и въ естествознаніи, въ юриспруденція и въ философіи, во всЄхи христіанскихи вЄроисповЄ-