Бесѣды съ собственнымъ сердцемъ : (размышленія и замѣтки)

роться со стихіей, которая несетъ ее впередъ на своихъ бурныхъ волнахъ. Тѣ, кто начинаютъ первые потрясать государственное зданіе, первые погибаютъ подъ его развалинами. Постепенно разгораясь, этотъ пожаръ не пре- кращается до тѣхъ поръ, пока не испепелитъ всю страну. Такимъ образомъ, уже самое появленіе революціи есть актъ глубокаго нравственнаго паденія народа, требующій искупленія и несущій въ себѣ самомъ должное возмездіе, въ соотвѣтствіи съ извѣстнымъ закономъ „чѣмъ согрѣшаешь, тѣмъ и мучаешься". У массы Русскаго народа было совсѣмъ иное отношеніе къ революціи, чѣмъ во Франціи. Нашъ народъ не вотировалъ смерти своего Государя, которая совершилась безъ его вѣдома, и можно безъ преувеличенія сказать, противъ его воли. Ненапрасно убійцы нашего Царя-Мученика долго пытались скрыть отъ него эту ужасную вѣсть. Русскій народъ, вообще, полусознательно воспринялъ революцію, которая была не столько дѣломъ его ума и воли, сколько темперамента, какъ объ этомъ хорошо говоритъ Бунинъ въ своей „Жизни Арсеньева". „Ахъ, эта вѣчная русская потребность праздника. Какъ чувствительны мы, какъ жаждемъ упоенія жизнью — не просто наслажденія, а именно упоенія, какъ тянетъ насъ къ хмелю, къ запою, какъ скучны намъ будни и планомѣрный трудъ... Развѣ не исконная мечта о молочныхъ рѣкахъ, о волѣ безъ удержу, о праздникахъ — была одной изъ главнѣйшихъ причинъ русской революціи". Въ видѣ пьянаго разгула широкой русской натуры рисуетъ революцію и Блокъ въ своемъ извѣстномъ произведеніи „Двѣнадцать". Однако, этотъ хмель оказался слишкомъ продолжительнымъ и опаснымъ Онъ довелъ русскаго человѣка до бѣлой горячки и бѣсовскихъ галлюцинацій. Такое опьяненіе не можетъ пройти безъ глубокихъ потрясеній для народнаго организма. Онъ будетъ чувствовать боль и страданія и послѣ своего отрезвленія. Состояніе опьяненія, въ которомъ совершается то или другое преступленіе, не можетъ однако служить 154