Богомолье

7 нуть, леестрикъ... все по череду надо. А это Санѣ Юрцову вареньица баночку снесу, въ квасной послушаніе теперь несетъ, у Преподобнаго, въ монахи готовится .. . отъ Москвы, скажу, поклончикъ-гостинчикъ. Бараночекъ возьму на дорожку . .. У меня душа разрывается, а онъ говоритъ и говоритъ, и все укладываетъ въ мѣшокъ. Что бы ему сказать такое..? — Горкинъ... а какъ тебя Царица Небесная сохранила, скажи? . . — спрашиваю я сквозь слезы, хотя все знаю. Онъ поднимаетъ голову и говоритъ нестрого: — Хлюпаешь-то чего? Ну, сохранила ... я тебѣ не разъ сказывалъ. На вотъ, утрись полотенчикомъ... дешевыя у тебя слезы. Ну, ломали мы домъ на Прѣснѣ . . . ну, нашелъ я на чердакѣ старую иконку, ту вонъ... Ну, сошелъ я съ чердака, стою на второмъ ярусу ... — дай, думаю, пооботру-погляжу, какая Царица Небесная, лика то не видать. Только покрестился, локоткомъ потереть хотѣлъ... — ка-акъ загремитъ все ... ни-чегоужъ не помню, взвило меня въ пыль!.. Очнулся въ самомъ низу, въ бревнахъ, въ доскахъ, все покорежено... а надъ самой надъ головой у меня — здоровенная балка застряла! Въ плюшку бы меня, прямо . . ! — вотъ какая. А робята наши, значитъ, кличутъ меня, слышу: „Панкратычъ, живъ ли?“ А на рукѣ у меня — Царица Небесная! Какъ держалъ, такъ и.. . чисто на крылахъ опустило. И не оцарапало нигдѣ, ни царапинки, ни синячка . .. вотъ ты чего подумай! А это стѣну неладно покачнули, — балки изъ гнѣздъ-то и вышли, концы-то у нихъ сгнили. . . какъ ухнутъ, такъ все и проломили, накаты всѣ. Два яруса летѣлъ, съ хламомъ .. . вотъ ты чего подумай! Эту иконку — я знаю — Горкинъ хочетъ положить съ собой въ гробъ, — душѣ чтобы во спасеніе. И все я знаю въ его каморкѣ: и картинку „Страшнаго