Заря русской женшины : этюды

211 ный на фигуру и похожденія героя, пришелся по душѣ русскимъ книгочеямъ ХѴП вѣка, и Аполлонъ Тирскій получилъ на Руси такую популярность, что проникъ даже въ лубочныя изданія. Весьма возможно и, я думаю, даже необходимо, что косвенное вліяніе „Аполлона Тирскаго" на русскій фольклоръ, черезъ раннія отраженія романа въ византійскихъ и западныхъ „странствующихъ" разсказахъ, началось задолго до прямого, черезъ появившійся переводъ. Послѣдній пріобрѣлъ у насъ „смыслъ назидательнаго поученія и лишь легкими, едва замѣтными нитями привязался къ самобытнымъ произведеніямъ нашей народной словесности". (Н\ С. Тихонравовъ. Лѣтописи р. лит. и др. I). Одною изъ толстѣйшихъ нитей является начальный эпизодъ романа — кровосмѣшеніе греко-сирійскаго царя Антіоха съ родною дочерью, разсказъ о которомъ включаетъ всѣ элементы сказокъ того же содержанія. Смерть „зѣло премудрой и прекрасной" царицы. Дочь-царевна, сіяющая толикою красотою, „яко никто же непщева рожденнѣ ей быти отъ земныхъ". Поиски вдовца по окрестнымъ королевствамъ, „да обрящутъ ему жену, подобну первой*. Послы Антіоха нигдѣ такой красавицы не находятъ, и „въ томъ стуженіи впаде ему отъ діавола въ сердце злая мысль о дочеринѣ красотѣ", „Сама вѣси, о дщи моя, — изъясняется Антіохъ, — яко безъ жены жити не могу; подобной же матери не обрныпохъ, развгъ тебѣ". Возмущенная царевна „хотя изъ царства избѣжати", но бѣгство, непремѣнное въ сказкахъ, не удается въ романѣ. Царь окружилъ дочь стражей и „сотвори съ ней дѣло беззаконія силой". На этомъ пунктѣ разсказа мы можемъ разстаться съ „Аполлономъ Тирскимъ", такъ какъ сватовство Аполлонія къ несчастной царевнѣ, его догадка о ея грѣхѣ, гнѣвъ царя и злоключенія героя остались внѣ нашего сказочнаго эпоса. Но то, что до сихъ поръ отмѣчено, до тождественности схоже со сказками о „Свиномъ че14 *