Пчела

читателя последовать за нами въ маленькую гостиную одного изъ петербургскихъ клубовъ, гдй, после клубнаго новогодняго ужина собралось несколько простыхъ обывателей Петербурга, художниковъ, чиновниковъ, инженеровъ и т. д. и послушать, что толкуетъ объ этомъ годе обыкновенная думающая публика... Русски и въ особенности петербургски человекъ, тянущш служебную лямку, обыкновенно имеетъ за душой кое-что свое, неслужебное, неофищальное, и вотъ тутъ-то, въ этой то „неофициальной части" петербургскаго человека и кроется его настоящая суть. Петербургски человекъ, завзятый поклонникъ всевозможнаго рода обстановочекъ (см. Щедрина), выполняющй эти обстановочки положительно въ совершенстве, одного никогда незабываетъ думать по своему; посмотрите какъ серьезенъ онъ, разсуждая въ обществе промышленности, или въ какомъ нибудь комитете. Слушая его, въ самомъ деле подумаешь, что онъ делаетъ дело, и что въ самомъ деле промышленность развивается, и притомъ развивается-то только отъ него, —а кончилось засйдаше, надйлъ онъ шубу, калоши, и пошолъ съ вами закусить къ Палкину или къ Вольфу, и глядишь онъ самъ же, но ужь 'какъ частный человекъ, человекъ въ неофищальномъ виде,—окончивъ представлеше (обстановочку) —самъ же, говорю, разрушить всю вашу иллюзпо на счетъ успеховъ промышленности и докажетъ вамъ какъ дважды два —что ничего этого нйтъ, —а завтра опять принимается за пред став лете. Хорошо это или худо—мы разсуждать не беремся; наше дело передать читателю, что именно лежитъ на душе, или вернее въ неофищальной части души петербургскаго человека, на счетъ событш прошлаго года. А засйдавпне въ самой маленькой гостиной петербургскаго клуба лица чувствовали себя въ ту минуту, о которой идетъ речь, именно въ самомъ неофищальномъ расположены духа. Все они хоть и присутствовали при всевозможныхъ рйчахъ и тостахъ, говорившихся во время клубнаго ужина, вей они хоть и вели себя совершенно прилично торжественному случаю, но все они были очень рады, что и рйчи и ужинъ кончились и что скандаль, начавшейся пообыкновешю съ г. экономомъ сказаннаго клуба, по тому поводу, что многимъ нехватило шампанскаго, —почти обязываетъ ихъ удалиться съ поля, имеющей развиться изъ этого скандала, битвы. Сидятъ они въ полутемной комнатке „отдыхаютъ", курятъ и разговариваютъ. Ну ужь годикъ проводили! говорить одинъ человйкъ полный, солидный; две пуговицы на жилете онъ растегнулъ, и произнесъ свою фразу съ глубокими вздохомъ, отъ ужина или отъ „годика", незнаю. Думаю отъ того и отъ другого вместе. Ужасъ что за годъ... Крахи... уголовный дела колоссальнййппя... поддакнули было другой, тоже утомленный ужиномъ человекъ, но речь его была прервана на первыхъ же словахъ третьимъ лицемъ, почти лежавшими и казалось даже, задремавшими на маленькомъ диванчике. Напротивъ, оживляясь и вскакивая си дивана, проговорили онъ съ жаромъ, —я незнаю другаго, более поучительнаго года, какъ прошлый съ самого освобождешя крестьянъ. Поучительнаго? Чему жь мы научились?. О, необыкновенно многому... Ужь одинъ струсберговскш процессъ чего стоить!... Ведь такой лекц!и вообще о финансовыхъ делахъ, всей Европы, врядъ-липрочитаютъ вамъ на какой-либо кафедре... То есть прочитать-то прочитаютъ, —это несомненно и лучше и глубже, но будетъ-ли эта лекщя такъ ■ вразумительна, какъ вразумителенъ струсберговскш процессъ всякому, решительно всякому, отъ... ну отъ чего хотите, до извощика, —это ужь извините. Я не спорю, что процессъ вразумителенъ, какъ изволите вы говорить, —только чему онъ вразумитъ-то?.. Промессы стряпать? Научить, что-ли тому, что можно получить и заработать деньги безъ труда, если простой клокъ бумаги

уметь окрестить назвашемъ „промессъ".. Этому что-ли? Кто говорить,—что хитрая механика железно-дорожнаго короля, научить многихъ, охотниковъ до легкой наживы, наживаться еще лучше и быстрее, чемъ они дйлали это до лекцш Струсберга... Только... А, еще, воодушевившись и недавъ договорить, возопилъ господинъ, у котораго жилетъ были разстегнутъ, —а еще вотъ освянниковсшй процессъ, тотъ поучителенъ? или какъ вы изволите... вразумляетъ?.. Чему, позвольте васъ спросить?... Тому-ли, что вейхъ и вся можно купить и продать? Вей молчали... Одни господа адвокаты въ этихъ двухъ дйлахъ —чего стоютъ! Не въ смыслй денегъ, Богъ съ ними, пусть берутъ,—а въ смысле нравственности-то! Ведь это все образованные люди, возьмите вы ихъ всехъ лйтъ десять назадъ, таше-ли это были люди! Спасовичь былъ идоломъ молодежи, а теперь защищаетъ отца, истязавшаго дочь, сажаетъ въ тюрьму писателя, взявшагося защищать слабыхъ, и пьющаго за здоровье софистовъ 19-го века... Возьмите Утина, и вспомните, что выделывалъ онъ на Струсберговскомъ процессе... Тотъ-ли это Утинъ, который когда-то что-то писалъ о германской войне?... Что вы, что тутъ поучительнаго? Неразвитой человйкъ смотритъ на умныхъ людей и учится какъ обдйлывать дйла, какъ можно врать и лгать не краснйя?... Почти вей присутствовавпие, хотя и полусловами, даже полузвуками выразили полное соглаше съ толстымъ господиномъ... Поощренный этимъ, толстый господинъ, въ какихъ нибудь десять минуть припомнилъ такую массу гнилушекъ разнаго рода, всплывшихъ въ уечен!е поелйднихъ лйтъ на поверхности русской жизни, что дййствительно, вейхъ взяла оторопь. Какъ нарочно онъ бралъ самыя ярк!я черты (ихъ и выбирать-то не было трудно) изъ громаднаго матер!ала дурныхъ явлешй, выжималъ сокъ изъ митрофашевскихъ, овсяниковскихъ, Струсберговскихъ и иныхъ дйлъ, веймъ слушателямъ воистинну страшно было передъ этимъ обшпемъ продажничества, ханжества, безстыдства, и прочихъ не семи, а стасемидесяти смертныхъ грйховъ, обнаружившихъ такое быстрое развиНе и такое прочное существоваше въ русскомъ обществе... Господинъ, начавпйй свою рйчь похвалами прошлому году, опять прилегъ и замолкъ, такъ были неотразимы доводы, предъявленныя толстымъ господиномъ въ пользу того, что дела были плохгя, и результаты также будутъ плохи... Нйтъ, говорилъ онъ, оканчивая свой длинный монологъ, нетолько поучительнаго, нетолько вразумляющаго на что нибудь доброе, благородное... Позвольте, перебило его еще новое молодой артиллеристъ, а вы забыли Сербпо?..Сербское дйло еще только выясняется п выясняется... нескажу, чтобы очень привлекательно! Это вы о дракахъ, о пьянстве и т. д. О разномъ... Что касается меня, я говорить объ этомъ не охотникъ... Точно поелй моихъ разглагольствованш пьяницы перестанутъ пить... Я не о томъ. Я говорю о самомъ фактй, доказавшемъ, что вотъ въ этомъ-то иародй, который на своихъ плечахъ выносилъ и Струсберговъ и Овсяниковыхъ и вейхъ адвокатовъ выняньчилъ и выкор миль что этотъ-то народъ —чистъ какъ ребебенокъ... Вотъ! вновь вскакивая съ дивана, заговорилъ повергнутый толстякомъ господинъ... Вотъ! Вы, обратился онъ къ толстяку, вы мнй ведали договорить... Я именно и хотйлъ сказать вамъ, что прошлый годъ принесъ намъ новость, отъ которой можно ожить, или покрайней мйрй очнуться... принесъ намъ желаше —■ жить и жить не поовсяниковски... До прошлаго лйта мы задыхались во всякихъ мерзостяхъ и конца имъ невидали... Теперь у насъ нача-

лось нйчто новое, что съ этими мерзостями не имйетъ ничего общаго... Долгойсъжаромъ говорилъ защитникъ прошлаго года. Толстый господь, въ началй его рйчи, порывавппйся поминутно перервать его, наконецъ притихъ, да и вей притихли, потому что говорено было искренно и дйльно... Да! все это превосходно! неожиданно перебилъ толстякъ... Все это хорошо, если... Господи! третш звонокъ! Штрафъ... Это мы узнаемъ въ будущемъ году!.. Сказалъ защитникъ года прошлаго... А что узнаемъ, скажу я, сообщимъ читателямъ. а- а-

ЖЕНЫ АРТИСТОВЪ.

Дльфонса Додэ. Нйсколько словъ вмйсто предислов!я. Предлагая нашимъ читателямъ переводъ новййшаго произведения Альфонса Додэ, мы считаемъ не лишнимъ предпослать этому переводу нйсколько словъ. Почти вся читающая русская публика знакома въ подлиннике или въ переводе съ главными сочинетями этого симпатичнаго молодаго писателя, являющагося однимъ изъ самыхъ блестящихъ представителей реальной школы французскаго романа. Глубокое и всестороннее изучен!е французской жизни, тонкая, изящная, художественная отдйлка, яркость красокъ и образовъ, замечательная глубина психическаго анализа и тонкая, немного грустная иротя вотъ отличительный черты таланта Альфонса Додэ, -давиля автору романа „Фромонъ Младппй и Рислеръ Старший" сразу право занять мйсто среди первоклассныхъ беллетристовъ. Новййшее произведете Альфонса Додэ отличается тйми же достоинствами и захватываете одну изъ самыхъ интересныхъ и больныхъ сторонъ современнаго европейскаго общества. Въ своихъ талантливыхъ и блестящихъ очеркахъ, творецъ Сидоши Шебъ, Дезире Делобель, ИдыБаранси и Сэсиль Ривальсъ, —рисуетъ намъ съ глубокой, поразительной вйрностью реалиста, съ образностью поэта, различные женcaie типы, выхваченные изъ современной французской действительности. Новййшее произведете Додэ, какъ каждое дййствительно художественное произведете глубоко реально и тенденцюзно въ одно и то же время, потому что оно наталкиваете читателя на серьезные, жгуч!е вопросы и приводите его къ тяжелымъ выводами. Не говоря ни слова о ненормальности положешя женщины въ современномъ обществе, о недостаточности ея воспиташя и образовашя, Додэ, съ искусствомъ опытнаго художника, приводить читателя къ безотрадному выводу своими „Женами артистовъ". Эти очерки доказываютъ читателю яснйе трактатовъ съ длинными статистическими таблицами, что европейское общество, лишая женщину высшаго образования, преграждая ей путь къ развитью, не допуская ея у част! я какъ полно правнаго члена, лишило себя одного изъ могуществениййшихъ факторовъ развиНя и создало себй неумолимаго врага, врага подпольнаго и потому еще болйе опаснаго, что мужчина, низводя женщину до роли самки или куклы, самъ въ свою очередь является игрушкой въ рукахъ развращенной куртизанки въ силу

10

ПЧЕЛА.